Редакция Synergy Times пообщалась с соучредителем и директором фонда поддержки и развития природоохранных и других социально-значимых проектов «Наш фонд» Ольгой Лакустовой и узнала, почему бизнесменам важно не упустить тренды устойчивого развития, что ESG дает компаниям, инвесторам и обществу и почему стоит набраться терпения при внедрении ESG, а не ждать быстрого роста доходов.

 — Ольга, как по-простому можно объяснить, что такое ESG?

 — Это понятие возникло в рамках концепции ООН об устойчивом развитии планеты, предполагающем, что сейчас человечество развивает экономику такими способами, чтобы потомки тоже могли это делать и жить благополучно. ESG отражает работу бизнеса по трем направлениям: environmental (окружающая среда), social (социальная политика) и corporate governance (корпоративное управление).

Например, экология — это про то, какие технологии и материалы используются в производстве, чтобы меньше уничтожать и загрязнять природу. К социальной политике относится взаимодействие с сотрудниками, поставщиками, клиентами. Корпоративное управление предполагает антикоррупционные меры в бизнесе, открытость в отчетности перед акционерами, предоставление данных аудиторских проверок.

Всего по каждому направлению есть 100 критериев с конкретными показателями в цифрах, оценку по ним дают специальные компании, например, Bloomberg. Получается, ESG — это «оцифрованный» бизнес в плане того, насколько он прозрачен и рефлективен по трем указанным направлениям, а значит — насколько он вписывается в концепцию устойчивого развития. Очень удобно, учитывая, что бизнес — это всегда про цифры и про деньги.

— Чтобы у компании были деньги, уже недостаточно просто делать достойный продукт и хорошо его продвигать? Зачем нужна история с устойчивым развитием?

 — Продукт создается для потребителя, а он изменился: платежеспособное поколение 80−90-х гг., 2000-х — люди, для которых зеленая повестка стала частью жизни. Их интересует, что такое ГМО, куда идут отходы, какой остается углеродный след с момента, когда пшеницу посеяли, до того, как она оказалась дома в виде муки, и что компания делает для его компенсации или снижения. Все это они хотят видеть в виде конкретных цифр и расчетов, в чем очень помогает индекс ESG.

По данным рекламно-коммуникационного холдинга dentsu, 74% жителей планеты считает, что выбор каждого человека влияет на климат и экологию. Например, имеет значение, взяли вы в магазине одноразовый пакет, который могут в итоге съесть рыбы, или пришли с шопером, купили ли вы селедку из Черного моря, или лангустина, которого надо доставить из Атлантики и который является редким видом.

В связи со всем этим люди более склонны покупать товары и услуги и работать в компаниях, которые заботятся о сотрудниках, о природе, о компенсации нанесенного вреда, которые планируют быть долгожителями на рынке.

Например, модная группа Kering, которой принадлежат бренды Gucci, Balenciaga и Yves Saint Laurent, использует переработанный пластик и шьет вещи из переработанных материалов. Они уже 5 лет в топе по продажам, при этом из-за экологической повестки о них все время бесплатно пишут журналисты. Когда бизнес внедряет концепцию устойчивого развития, его охват аудитории и маржинальность увеличиваются.

— Насколько больше может заработать практикующая ESG-принципы компания благодаря большему охвату аудитории?

 — Сейчас единственный профит для российского бизнеса, который можно «пощупать», — привлечение денег под относительно низкие проценты. Например, инвесткомпания АФК «Система» взяла курс на устойчивое развитие, и благодаря этому «Сбербанк» дал ей кредит на 10 миллиардов рублей со ставкой ниже, чем у потребительского кредита. Другие российские банки тоже снижают кредитные ставки в зависимости от показателей ESG у компаний.

Так происходит потому, что ESG-индекс показывает, что компания заботится о сотрудниках, а значит, они не разбегутся и не ограбят бизнес. По индексу видно легальность и прозрачность сделок, а значит, компанию не арестуют. Благодаря этому инвестор может быть уверен в надежности бизнеса и спокойно вкладывать деньги.

В остальном предприниматели не могут сейчас сказать что-то типа: «Мы внедрили стратегию устойчивого развития и зарабатываем на 15% в месяц больше». Это многомерная история, которая является скорее инвестицией в будущее.

Допустим, компания решила делать кроссовки с подошвой из переработанных шин. Для этого нужны специалисты и технологии, которые помогут сделать переработку так, чтобы в процессе не выделялся углерод. Подобные проекты требуют времени, денег, усилий. Реализация многих из них распланирована до 2050 года, к этому времени Европа планирует стать климатически нейтральной.

— Что будет, если российская компания не станет практиковать ESG-принципы? Есть ощущение, что эта повестка актуальна для Москвы и Санкт-Петербурга, а у подавляющей части страны другие заботы и приоритеты.

 — 80% доноров нашего природоохранного фонда живут в Москве и Санкт-Петербурге, это правда. Но нельзя сказать, что жителей регионов не беспокоит ESG-повестка. Достаточно вспомнить, как жители Башкирии с голыми руками отстояли сохранность горы Куштау.

«Башкирская содовая компания» долгие годы «пилила» гору, в которой были богатые залежи соды. В какой-то момент запасы иссякли, и компания решила переключиться на другую гору — Куштау. При этом сверхприбыль компания тратила на яхты и шале во Франции, а не на развитие региона и социально-значимые проекты, что тоже сыграло свою роль.
Жители Башкирии опоясали гору, чтобы защитить ее от разработки.

Люди с голыми руками, без техники и оружия, опоясали гору. На них шли тракторы, их пытались разогнать милиция и ОМОН, к ним даже приезжал глава региона. Но они не сдавались. В итоге эта история дошла до Путина. Компанию национализировали, прежние владельцы остались с носом, а с Куштау все в порядке.

Так что сегодня даже в российской провинции отсутствие здравого ESG-подхода чревато потерями — вплоть до полной потери бизнеса.

— Приведите пример, как могла бы действовать эта компания в рамках ESG-подхода.

 — Они могли согласовать свои действия с местными жителями, потратить сверхприбыль на технологии, позволяющие менее разрушительно добывать соду, или на социальную политику в регионе. Это фантазии, но есть и реальные примеры работы с населением, допустим, национальный парк «Бикин».

На окраине парка среди тайги живет около 300 удэгейцев. Они всю жизнь били там соболей, собирали краснокнижные травы, торговали всем этим. А когда в 2015 году открыли парк, им запретили так делать, и начался жуткий конфликт, вплоть до того, что они жгли друг другу сараи с техникой.

В 2019 году мы начали сотрудничать с парком: нашли среди коренных жителей самых активных, проработали с ними бизнес-планы. Одного мы научили управлять тележками с хаски, другому оплатили оборудование для шитья одежды из рыбьей кожи, третьему помогли укомплектовать гостевые дома в этностиле.

За первые полгода люди без всякого браконьерства суммарно заработали 2 миллиона рублей. Они увидели новые возможности, у них появилась заинтересованность в потоке туристов, которые купят у них мед или рукоделие. Конфликт был снят. В этом и есть смысл ESG-подхода — искать альтернативные пути развития, в которых учитывается забота о будущем.

 — Как обычному человеку понять, что компания действительно практикует такой подход, а не спекулирует им?

 — Современные люди очень продвинутые, они умеют считать и сопоставлять факты. Допустим, сеть кофеен обещает возместить углеродный след от каждой проданной чашки кофе за счет высадки 1,3 тысяч деревьев, а это всего лишь треть гектара земли. Клиент понимает, откуда в Россию летит кофе, может посчитать урон от его производства на любом доступном в интернете калькуляторе углеродного следа, и понять, что его обманывают.

При этом надо иметь в виду, что бизнес не может сразу стать экологически нейтральным. Строительство, транспорт, производство — это вообще не про экологию. А пока, например, самолет полетит не на солярке, а на водороде, пройдет 10−20 лет.

Поэтому мы сейчас работаем над проектом, который позволит бизнесу или частному лицу компенсировать свой углеродный след. По предварительным расчетам одна тонна следа будет стоит порядка 5 тысяч рублей из расчета на 100 гектаров, но если проект выстрелит и будет расчет уже на 100 тысяч гектаров, то цена снизится.

Сначала научные сотрудники составляют дизайн-проект климатического проекта, мы выбираем место, где раньше не росли деревья, подбираем для него растения (например, лиственные деревья поглощают больше углерода, чем хвойные). После этого наши партнеры — компания на базе Российской академии наук или одна международная компания — выдают сертификат о том, сколько тонн углеродного следа возмещает проект.

Эти тонны попадут в листинг Московской фондовой биржи, и их смогут купить те же авиационные компании или обычные люди, ответственные за будущее планеты. Чем больший объем средств мы сможем привлечь на начальном этапе, тем выше будет доходность для тех, кто инвестировал в генерацию тонн.

— В 2022 году Россию настиг экономический кризис и кризис международных отношений. В такой ситуации ESG-повестка все еще актуальна для людей и компаний?

 — ESG-подход — дело затратное, его в основном практиковали крупные компании вроде «Роснефти» или «Газпрома», которые торговали акциями на международной бирже. Думаю, в текущей ситуации они будут в стопе.

Не связанный с государством крупный и средний бизнес, который продвигается исключительно за счет своих мозгов и технологий, скорее всего, будет осваивать новые рынки — шанхайскую, сингапурскую, бомбейскую биржи. Там практикуется четкая оцифровка по ESG-показателям: невозможно попасть в листинг (биржевой список — прим. ред.), если компания не прозрачна.

Думаю, из-за того, что ESG-индекс показывает инвесторам надежность предприятия, этот подход постепенно придет и в малый бизнес. Другой вопрос, что теперь все это может происходить медленнее.

— Планета пережила ледниковый период, сдвиги плит, извержения вулканов. Что в сознании людей изменилось сейчас, что они поставили во главу угла климатическую повестку, подвязали ее к экономике и готовы ждать 20 лет, пока появятся первые результаты?

 — Планета действительно все это пережила, а вот неандертальцы, динозавры и мамонты вымерли. Поэтому забота об экологии — это, прежде всего, забота о выживании людей.

Мы, как никогда прежде, влияем на климат: пользуясь электричеством или транспортом, производим выхлопы углерода и тем самым добавляем в погоду «огонька». Дело может кончиться тем, что из-за таяния ледников океаны выйдут из берегов, и останется небольшой кусок суши, за который люди будут драться.

Илон Маск уже присматривает планеты, где можно с помощью технологий создать подходящую среду обитания. А WWF делало расчеты, что к 2030 году будет 500 тысяч климатических беженцев.

Думаю, благодаря нынешним экопроектам цифры были бы более оптимистичными, но расслабляться пока рано, ведь проблема не ограничивается углеродным следом. Надо следить за биоразнообразием и сохранением популяции каждой козявки. Помните, как в одном из видов плесени обнаружили пенициллин? Так в любой травинке может найтись противоядие от новых болезней.

В экосистеме все взаимосвязано. Допустим, на Дальнем Востоке живет 500 амурских тигров. Это значит у них достаточно корма — кабанов и изюбря. Те питаются шишками и желудями, которые бывают только в старых лесах. Такие леса поглощают больше углеродного следа, что хорошо для планеты и человека.

В этом смысле ESG-индекс для бизнеса — как тигр для природы. Это индикатор, который показывает, что все идет как надо, система устойчива и хорошо развивается. Поэтому не стоит пренебрегать этим подходом — будет хорошо и компании, и экономике, и людям в целом.


Источник: https://synergytimes.ru/career/eto-istoriya-kotoraya-yavlyaetsya-investitsiey-v-budushchee-zachem-biznesu-esg-i-pochemu-bez-nego-ne